Парасковья Тайбарейская внизу справа
Прекрасно, когда люди пытаются сохранить память о былом
Бабушка со своим «немко»
Кто мы без воспоминаний о своих предках? Кто мы без рассказов о давно ушедших прабабушках и прадедушках, которые мамы передают нам, бережно перебирая старые семейные фотоальбомы? Люди без рода-племени, дерево без корней… Дунет ветер времени, полыхнет пламя забвения – и нет нас.
Семейные хроники – наша общая родовая память. Какую бы фамилию и национальную одежду ни носили наши предки, их судьбы часто повторялись, чтобы из затейливых завитков жизненных побед и неурядиц сложилась картина истории целого рода. Я разговариваю с жительницей Нарьян-Мара, известным медиком Эвелиной Михайловной Марус. Мы с мужем – студенческие друзья ее старшего сына, потому она со мной запросто, «на ты». Женщина показывает мне чудом уцелевшие в вихре времени фотографии. Они как маленькие оконца в мир ушедших, из которых предки смотрят на нас, словно пытаясь поведать тайны минувшего:
– Я хочу рассказать тебе про мою бабушку, Парасковью Яковлевну Тайбарейскую, – говорит Эвелина Михайловна. – Стала я документы после мамы разбирать и нашла у нее бабушкину членскую книжку рыбака-колхозника. Она родилась в деревне Пылемец в 1899 году, в десять лет мама отдала дочку в батраки, а сама поехала с ненцем-оленеводом жить на Новую Землю. И бабушка наша осталась одна, «в людях», как тогда говорили.
Из батраков – в колхозники
С приходом советской власти у батраков и бедных людей началась новая жизнь. Бабушка Парасковья была тогда в деревне Андег, где работала у богатых людей, кулаков. После Октябрьской революции ненцам стали уделять больше внимания, помогать им, и она уже более-менее обжилась и получила начальное образование на курсах ликбеза, где начали обучать неграмотных. Однако умение писать пришло, по всей видимости, после того, как женщина устроилась работать на молочно-товарную ферму. По свидетельству Марии Пет-ровны Лемуткиной, лично знавшей Парасковью Яковлевну, она подсказывала ей, как отмечать трудодни работникам фермы. Чтобы все было понятно без букв, посоветовала: тех, кто работал, отмечать вертикальной палочкой (как бы стоя), а кто трудодня не заработал – горизонтальной, лежащей (то ли означающей лентяя, то ли бедолагу, протянувшего ноги без трудодня).
Бумагу в зарождающемся советском государстве делали на совесть. Членская книжка колхозника пожелтела, но рассыпаться и не думает. Да и чернила все еще верно хранят память о трудовом пути колхозницы из бывших батраков. Даже дата, когда женщину приняли в колхоз, известна: 15 июля 1931 года. Эвелина Михайловна обращает мое внимание:
– Смотри, тут какая интересная надпись: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Сделаем все колхозы большевистскими, всех колхозников – зажиточными!». У бабушки в колхозной книге был указан 1901 год рождения, а в членской книжке, видишь, – 1899 год. Разница такая в годах.
Всю войну и после нее, до 1946 года, Парасковья Тайбарейская жила в деревне Андег, работала в этом колхозе. По рассказам все той же Марии Петровны, она была очень активной, от колхоза возила в город молоко, масло, рыбу, мясо на продажу. Ярмарка проходила всегда там, где сейчас остановка автобуса «Морской порт», там был деревянный рынок, и туда съезжались промышленники со всего округа, торговали тем, что у кого было.
Бывшая батрачка на защите кулаков
С каким энтузиазмом большевистские активисты защищали права угнетенных батраков, с таким и изобличали и раскулачивали тех, у кого хоть что-то имелось за душой. Попасть в ряды ненавистных «угнетателей рабочего класса» было очень просто. Выстроил большой теплый дом? Ах ты, кулак, убирайся вон на улицу! Держишь корову, чтобы дети с молоком были? Отдай пролетариату, проклятый богатей! Козу заимел? Делись с народом!
Из такой зажиточной семьи была уже упомянутая Мария Лемуткина. Конечно, дом разграбили, вычистили, а когда и Марию хотели отправить по этапу, чтобы она не портила в Заполярье счастливую картину пролетарской жизни, бывшая батрачка Парасковья смело встала на ее защиту. Об этом теперь потомки женщины, не побоявшейся возразить общественному мнению в такие трудные времена, вспоминают с гордостью:
– Мария Петровна рассказывала, как бабушка ее спасла. Говорит мне: «Если бы не твоя бабушка, сидеть бы мне в застенках. Меня уже хотели отсылать, а она на партийном собрании не побоялась выступить и сказать слово в мою защиту, что если таких, как я, будут отсылать, то в колхозе вообще никого не останется!» – Она всю жизнь потом бабушке была благодарна за то, что та ее спасла. Много ли ушедших «раскулаченных» вернулись из тюрем и лагерей? А бабушка сама была из бедняков, национальный кадр, заступилась, и к ней прислушались!
С мужем обходились без слов
Одна из семейных реликвий – снимок всей семьи. Мама, папа и двое детей. Одна из дочек – мама Эвелины Михайловны, вторая – ее сестра. Мама Парасковья обнимает их за плечи. А с мужем вот какая вышла история.
– На этой фотографии она со своим «немко», – рассказывает внучка о бабушке с дедом. – Когда стали ставить памятную стелу в Андеге, хотели разыскать, как его зовут, чтобы выбить имя на памятнике. Но оказалось, везде бабушкин муж записан «немко» – так тогда глухонемых называли. То есть у него ни фамилии нет, ни имени. А Мария Петровна мне рассказала, как они познакомились: «Ты знаешь, когда их привезли, вот этих переселенцев, среди них оказался «немко», немой то есть. А бабушка ваша научилась понимать его без всяких слов. И они стали жить вместе».
А теперь стелу стали готовить и не знают, как фамилию-то написать, во всех деревенских документах ничего не написано. Я все колхозные книги подняла, написано в составе семьи – «глухонемой». Дети у них так и выросли – мама, тетя моя. Был у них еще ребенок, мальчик. Я потом узнала: он заболел ангиной или скарлатиной и умер. Время такое было, что и тетя, которую маленькая Эля называла просто «кока», прожила недолго, волнуясь, вспоминает моя собеседница:
– Она умерла молодой, ездила по всем деревням радисткой, на оленях, заболела туберкулезом и начала чахнуть. Они потом переехали в Нарьян-Мар, купили дом в Малом Качгорте, корова у них была, куры, зажиточно жили. Много по санаториям ездила, каких у нее только не было фотографий с курортов! Но все равно – туберкулез в то время был неизлечим и забрал ее.
…Линии судеб в роду повторяются. Дочки, не сговариваясь и не признаваясь самим себе в этом, могут повторить путь матерей, племянники совершают те же ошибки, что дядюшки, которых они никогда не знали, внуки одерживают те же победы над жизненными тяготами, что в свое время праздновали деды. Подумайте об этом, память тут же предложит примеры. Потому каждому из нас необходимо знать хотя бы, насколько это возможно, мотивы, которыми написаны полотна судеб их предков. Прекрасно, когда люди пытаются их сохранить. Потому что только тогда человек перестает быть хрупким, жалким существом, за которым не стоит память его рода-племени. Только тогда он начинает что-то понимать о времени, жизни и, в первую очередь, о себе самом.
Инга Артеева
