Как Владимир Мединский изменил культурное сообщество в России
текст: Константин Шавловский, Василий Корецкий
© Анатолий Жданов / Коммерсантъ
В день отставки правительства РФ «Медуза» провела опрос: кого из министров читатели без раздумий уволили бы из нового кабмина? Лидерами читательского голосования с большим отрывом стали Виталий Мутко, бывший министр спорта, после допингового скандала в 2016-м переброшенный на строительство, и глава Минкульта Владимир Мединский. Со спортом все ясно, а что же такого произошло в культуре при министре Мединском, что его деятельность затмила собой все остальные события последних семи-восьми лет, включая санкции, экономический спад, разгоны оппозиционных митингов и сфабрикованные политические дела?
Владимир Ростиславович Мединский был назначен министром культуры в мае 2012 года. До этого он написал несколько книг, защитил две докторские диссертации, побывал депутатом Госдумы четвертого и пятого созывов, но, пожалуй, главный факт его биографии заключается в том, что в далеком 1992 году он вместе с сокурсниками по МГИМО организовал рекламное агентство «Корпорация “Я”». То есть к моменту своего назначения обладал 20-летним стажем в области работы по связям с общественностью. И можно предположить, что феноменальная узнаваемость министра культуры (кто, например, навскидку вспомнит фамилии его предшественников?) — результат продуманного и выстроенного им же самим имиджа.
Важнейшим из всех подведомственных искусств для министра было, конечно же, кино. Как профессиональный пиарщик, он прекрасно знал, что успехи и провалы российских фильмов волнуют общественность куда больше, чем реставрации усадеб, посещаемость музеев и даже выставки современного искусства. Сравниться с кино по градусу общественного интереса в 2010-е мог разве что театр, где главным триггером десятилетия (а то и всего постсоветского периода) стало дело «Седьмой студии». Но какова роль в этом процессе лично министра — достоверно неизвестно, и вряд ли мы узнаем об этом в ближайшие годы. Хотя надо признать, что этот процесс стал безусловным символом той — демонстративно запретительной — культурной политики, которую проводил Мединский.
Когда в 2012-м 42-летний Владимир Мединский только был утвержден в должности, многие авторитетные эксперты, в том числе те, кто не разделял ценностей Российского военно-исторического общества (председателем которого является Мединский и влияние которого на культуру достигло к началу 2020-го невероятных масштабов), сходились во мнении, что впервые в постсоветской истории портфель министра культуры достался влиятельному, амбициозному и крайне деятельному человеку. Человеку, который и найдет возможности для привлечения в культуру дополнительных инвестиций, и будет профессионально лоббировать отрасль, ведя активную борьбу за бюджетные средства в правительстве. Мединский и сам охотно поддерживал имидж молодого амбициозного технократа, а его неоднозначное отношение к фигуре Сталина и декларативное стремление идеологизировать культуру тогда почти никем не воспринимались всерьез.
И вот тут стоит поделить деятельность министра культуры в 2012–2020 годах на три неравные части. Первая, почти незаметная на фоне двух остальных, — это реальные позитивные изменения в культурной сфере, которые произошли при Мединском. Что-то, конечно, случилось без его прямого участия или даже вопреки его желаниям (как, например, успех снятого при поддержке Минкульта «Левиафана» Андрея Звягинцева в Каннах и на «Золотом глобусе»). Что-то было инициировано непосредственно Мединским — например, проект строительства модернизированных кинотеатров в малых и средних городах России. Или последовательная позиция Минкульта по сохранению киностудий «Союзмультфильм» и «Ленфильм». Новому премьер-министру ставят в заслугу цифровизацию налоговой службы — и при желании можно найти ряд вполне успешных модернизационных кейсов и у министра Мединского. Но главным успехом госполитики в области кино в 2010-е годы стал настоящий подъем российского коммерческого кинематографа.
Из-за образования в 2010 году Фонда кино, который стал субсидировать крупные российские продюсерские компании по примеру российского автопрома, эпоха Мединского в кинематографе началась с резкого качественного и количественного скачка в российском коммерческом кино. Создание Фонда кино не было заслугой Мединского — этот механизм господдержки внедрил и отладил его первый исполнительный директор Сергей Толстиков, с которым новый министр довольно быстро вступил в конфликт. Но механизм работал настолько хорошо, что доля посещаемости национальных фильмов в российском прокате (то есть количество зрителей, преимущественно молодых, которые смотрят в кино не только Marvel и DC, но также смеются на «Елках» и плачут на «Льду») неуклонно росла и после ухода Толстикова. Для сравнения: в 2014 году эта доля составляла 18% от общего числа зрителей, а в 2018-м достигла рекордной цифры в 28,9%, то есть почти треть россиян приходила в кинотеатры смотреть именно российские фильмы. Конечно, результаты эти — в первую очередь, заслуга самих кинематографистов (которые, правда, получили субсидиарный карт-бланш с образованием Фонда кино), а не протекционистской политики. И хорошо, что государство так и не решилось на введение такой непопулярной меры, как квотирование иностранных фильмов в национальном прокате. Правда, последние годы Минкульт активно пытался влиять на прокатную роспись, играя роль «разводящего» у крупных прокатчиков, — те, кто не согласен был подвинуться ради премьеры очередного отечественного блокбастера, могли не получить прокатное удостоверение в нужный срок. Но на примере Фонда кино видно, что молодой амбициозный технократ, каким Владимир Мединский казался в 2012-м, оказался не менее успешным автократом: в первый же год своего назначения он тем или иным способом пытался взять изначально автономный Фонд кино под свой контроль. В результате к 2018-му Фонд кино окончательно перешел в полное управление Минкульта, став фактически его подведомственной организацией. На практике это означало, что с этого момента глава Минкульта мог уже официально влиять не только на размеры субсидий, но и на содержание фильмов, выпускаемых при поддержке Фонда кино.
Вторая часть деятельности министра касалась медийного поля, где он работал без устали, генерируя информационные поводы, которые мгновенно превращались в мемы. Прошло пять лет, а многие до сих пор помнят «рашку-говняшку» (так министр однажды определил одну популярную тенденцию в российском авторском кино). Или сравнительно недавнее высказывание: «Комикс — это для тех, кто плохо умеет читать». Владимир Мединский сделал все, чтобы именно с ним и его вкусами ассоциировались запреты на прокат фильмов Гаспара Ноэ «Любовь» (после просмотра фильма министр сказал, что у него «нет слов») и Армандо Ианнуччи «Смерть Сталина» (ему сначала выдали прокатное удостоверение, а затем отобрали). Наконец, всем известна любовь министра к художественным фильмам с высоким содержанием патриотизма, которой он не стеснялся, устраивая громкие премьеры «28 панфиловцам», «Ржеву» и «Собибору».
Все эти кейсы примечательны тем, что инициатива тут почти всегда шла от самого Мединского — он не вынужденно реагировал на какие-то происшествия, но сам их создавал, публично высказывая свое мнение о фильмах. То есть Ианнуччи и Ноэ были удобными поводами для того, чтобы Владимир Мединский смог подать определенные сигналы обществу. Общество эти сигналы отлично улавливало — и вот уже безо всякого указания сверху многие начали оскорбляться фильмами, еще даже не вышедшими в прокат.
Жертвами бдительных граждан стали не только комедия «Праздник» Алексея Красовского, действие которой происходит в блокаду, но и поддержанные государством (причем не только Минкультом и Фондом кино) «Матильда» Алексея Учителя и «Братство» Павла Лунгина. Сигнал уловили и в офисах прокатных компаний. «Двадцатый век Фокс СНГ» предусмотрительно отказалась от выпуска в российские кинотеатры «Кролика Джоджо» Тайки Вайтити. А перемонтированный в традициях советского кинопроката компанией «Централ Партнершип» байопик Элтона Джона «Рокетмен» (в российской версии оказались вырезаны сцены, связанные с сексуальной ориентацией героя) к официальной позиции Минкульта уже никакого отношения не имел — в ведомстве все только разводили руками. Все эти инициативы снизу — результат мощной пиар-кампании по «защите традиционных ценностей», которую в медиапространство запустил министр культуры.
Но самым важным кажется третий аспект деятельности Владимира Мединского, который касается непосредственного взаимодействия государства с деятелями культуры. Вот две истории, хорошо его иллюстрирующие.
Первый случай произошел в 2013 году, когда Минкульт внезапно принял решение оставить без господдержки проект классика советского кино Александра Миндадзе «Милый Ханс, дорогой Петр», который стал абсолютным победителем первого питчинга в Министерстве культуры по результатам экспертного голосования. Решение свое министерство мотивировало тем, что представленный сценарий «не соответствует нашим представлениям о мировой войне». Эксперты, разумеется, возмутились (в 2013 году они еще не знали, что их голос можно просто не учитывать, поскольку он совещательный — со всеми впоследствии была проведена разъяснительная работа), информация просочилась в прессу, и в результате финансирование фильму все-таки выделили. Правда, к режиссеру были приставлены консультанты из РВИО, которые впоследствии вошли во все экспертные советы ведомства.
Второй случай связан с публичным отказом министра культуры финансировать любые проекты кинорежиссера и продюсера Виталия Манского (именно так, с переходом на личности) в связи с тем, что он (по мнению опять же министра) занимается «антигосударственной деятельностью». В результате чего один из самых известных фестивалей документального кино в России «Артдокфест» с 2014 года проходит без господдержки.
В обоих случаях руководитель федерального ведомства демонстрировал публике внутреннюю кухню, намеренно разжигая скандал вместо того, чтобы тихо и под благовидным формальным предлогом отказать несимпатичным ему проектам в финансировании — как часто и делается в индустрии. Зачем же министру нужно было публично выступать в непопулярной репрессивной роли, если точно такого же результата можно было добиться без шума?
Дело в том, что главной целью Мединского были, как кажется, не проекты Манского и Миндадзе. Министр стремился вынести в публичное поле существование тех самых негласных договоренностей, по которым механизм взаимодействия государства и культуры работал уже много лет. Договор этот, по сути, заключался в признании государством заслуг, регалий и статуса деятелей культуры, за которыми помимо возможных связей и покровителей стояла третья власть (СМИ) и которые на основании этого признания получали возможности для реализации новых проектов. Вопросы, возникавшие у власти к художникам, раньше решались в кулуарах и задавались всегда в уважительной форме.
Действия министра потребовали пересмотра этого негласного договора, точнее, прибавления к нему одного существенного пункта: теперь для того, чтобы проект получил госфинансирование, он должен был соответствовать «правильным представлениям» о культурных ценностях. А поскольку четкий перечень этих ценностей никто официально формулировать не спешил, то запустился механизм самоцензуры. Продюсеры и режиссеры сами стали ограничивать свое воображение, и вряд ли кто-то осмелился бы сейчас представить не только на конкурс в Минкульт или Фонд кино, но даже и независимым продюсерам проект, в котором речь шла бы о советско-германском сотрудничестве накануне Второй мировой войны (эти события были показаны в фильме «Милый Ханс, дорогой Петр»).
То, что казалось нормальным в 2012-м, в 2020-м уже невозможно помыслить. Приветом из далекой прошлой жизни кажется герб Министерства культуры на титрах «Сумасшедшей помощи» Бориса Хлебникова, главный антигерой которой — милиционер, сходящий с ума участковый с говорящей фамилией Гадеев. Или «Дурака» Юрия Быкова, рисующего картину тотальной всепроникающей коррупции на примере отдельно взятого города, метафоры разрушающейся страны (оригинальный теглайн картины — «Дом падает»). Но дело, кажется, не только в темах, но и в «стилистических разногласиях» эпохи Владимира Мединского с фильмами «новой российской волны» нулевых. В любом случае вряд ли кто-то понесет подобные сценарии сегодня на конкурс в Минкульт, да и писать их никто не станет — сработает защитный механизм самоцензуры. И, напротив, то, что в начале десятилетия казалось возмутительной конъюнктурщиной, сейчас воспринимается как норма. В 2011 году, когда Фонд кино опубликовал список «социально значимых» фильмов, которым была оказана господдержка, над темами и сюжетами этих фильмов многие недоуменно посмеивались. В нулевых еще считалось, что художник не должен идти на идеологические компромиссы, а настоящей жертвой кампании за чистоту кинематографических рядов стал Игорь Волошин, снявший «Олимпиус инферно» по следам конфликта в Южной Осетии. Сегодня съемками фильмов на военно-патриотическую тематику никого не удивишь, и многих успокаивает мысль о том, что примерно в похожих идеологических рамках снимали свои шедевры Герман и Тарковский.
В 2013 году, сразу после первого питчинга в Минкульте (кстати, сама эта процедура, призванная повысить прозрачность распределения госсредств, была введена именно при Мединском), Владимир Мединский дал интервью, в котором произнес: «Пусть расцветают все цветы, но поливать мы будем те, что нам нравятся. Либо те, что считаем нужными». Любители истории, к которым, наверное, обращался Владимир Ростиславович, должны были знать, что цитатой про расцветающие цветы и соперничающие школы товарищ Мао начал «культурную революцию» в Китае.
Вчера один комментатор портала «Кинопоиск» под новостью об уходе Мединского с поста министра культуры остроумно пошутил: «Мединский ушел в свое любимое место — российскую историю». Владимир Мединский действительно останется в истории российской культуры как эффективный менеджер, которому удалось с помощью пиар-технологий создать внутри культурного сообщества перманентно расширяющееся пространство самоцензуры. Трансгрессивные жесты министра, вызывавшие столь бурную реакцию соцсетей, на самом деле были направлены на нашу внутреннюю свободу, на наши интуитивные границы между «можно» и «нельзя». С каждым годом «нельзя» становилось все больше, а мы — все осторожнее и осторожнее. Министр Мединский ушел. Мы — остались.
Подписывайтесь на наши обновления
Еженедельная рассылка COLTA.RU о самом интересном за 7 дней
Лента наших текущих обновлений в Яндекс.Дзен
RSS-поток новостей COLTA.RU
